Логотип Идель
Литература

ИЛСУР АЙНАТУЛЛОВ: «Когда я приехал в Казань, я вообще не знал русского языка»

Герой нашего очередного интервью к юбилею Казанской государственной консерватории им. Н.Г. Жиганова и Средней специальной музыкальной школы – талантливый фаготист и педагог, заслуженный артист Татарстана, заведующий кафедрой деревянных духовых инструментов Казанской консерватории, профессор Илсур Ибрагимович АЙНАТУЛЛОВ.

Герой нашего очередного интервью к юбилею Казанской государственной консерватории им. Н.Г. Жиганова и Средней специальной музыкальной школы – талантливый фаготист и педагог, заслуженный артист Татарстана, заведующий кафедрой деревянных духовых инструментов Казанской консерватории, профессор Илсур Ибрагимович АЙНАТУЛЛОВ.

Вот уже более 30 лет он воспитывает будущих исполнителей – солистов и артистов оркестров. В его классе царит тёплая, дружелюбная атмосфера. Ученики, даже те, кто давно выпустился, с удовольствием приходят сюда, как в родной дом. Сам педагог относится к ним с теплотой и любовью, называя консерваторию большой семьей. Для Илсура Ибрагимовича консерватория и семья, действительно, неразрывны: его супруга Гузалия Абдулловна работает на кафедре специального фортепиано, старшая дочь Айсылу Сальманова – на кафедре вокального искусства, а младшая – флейтистка Ляйсан Айнатуллова преподает на одной кафедре с отцом.

– Илсур Ибрагимович, расскажите, как Вы пришли в музыку?

– С раннего детства я был музыкальным ребенком. Мой отец немного играл на гармошке, мама хорошо пела. В нашем доме стоял радиоприемник, по которому каждый день – утром и вечером – транслировали концерты. Музыка тогда звучала серьезная: отрывки из опер, романсы Рустема Яхина. Мне это очень нравилось. Однажды отец принес домой гармошку, я взял ее в руки и начал подбирать знакомые песни. Правая рука подбирала мелодию, а левая тут же – гармонии. Удивительно, ведь я даже не знал, что такое мажор и минор! Уже через полгода я играл все, что звучало по радио. Потом меня стали приглашать на посиделки, концерты, танцы. Даже учась в школе, я продолжал играть на переменах. Учителя слушали меня, я пел задушевные песни о любви. Я пел, а они плакали.

– Как Вы попали в школу-десятилетку?

– К нам в деревню приехала фольклорная экспедиция – композитор Рафаэль Нуриевич Белялов и музыковед Танзиля Абдрахмановна Алмазова. Они пришли к нам, чтобы записать старинные народные мелодии. Мама встретила их, спела несколько песен и сказала: «А мой сынок очень хорошо поет». Они услышали мое пение, и Рафаэль Нуриевич сказал: «Этого мальчика надо учить!» В августе мы получили письмо с приглашением на прослушивание в ССМШ. После прослушивания ко мне подошел мой будущий педагог Николай Генрихович Зуевич и сказал: «Мы с вами будем играть на фаготе». Уже через месяц занятий я влюбился в свой инструмент.

– Вы жили в интернате?

– Да, интернат находился на первом этаже школы, сейчас там проходят занятия. Это был наш дом
– там мы и веселились, и хулиганили, и учились. Была обыкновенная сначала детская, потом подростковая жизнь. У нас были воспитательницы, которым я очень благодарен: родителей у нас здесь не было, и они помогали нам, делали с нами уроки. Когда я приехал в Казань, я вообще не знал русского языка, мне приходилось очень много заниматься. У нас была даже отдельная группа для мальчиков, которые не знали русский. Кстати, в интернате жили и наши старшие – Рубин Кабирович Абдуллин, Альберт Гилемханович Гильфанов.


– Что вам запомнилось из консерваторских лет?

– У меня была мечта стать студентом консерватории. И вот в 1978 году она сбылась. Я поступил и начал серьезно заниматься, чтобы стать профессионалом высокого класса. Помимо учебы, я работал лаборантом в симфоническом оркестре. Вставал в шесть утра, к семи приходил в консерваторию, разыгрывался и уже в восемь сидел за пультом в оркестре. Такой был режим работы, иначе никак.

– Многие первые преподаватели и студенты вспоминают об особой обстановке в школе-десятилетке и консерватории. Вы ощущали ее?

– Времена, конечно, поменялись. Раньше больше внимания уделяли нравственности, духовности. Мой педагог Николай Генрихович Зуевич был очень интеллигентным человеком. Казалось, будто он из другого века – высокий, статный, седой. Когда он заходил в консерваторию, это уже нас подстегивало, хотелось встать по стойке смирно. Прийти к нему на урок в нечищеных ботинках или неглаженых брюках было просто несолидно, не говоря уже о невыученном уроке. Вот такие раньше были педагоги – Зуевич, Семён Абрамович Казачков… Мы с ними работали и общались, учились у них всему. Со своими студентами я веду себя так же, стараюсь делать то, что делал мой педагог. Такая у меня задача.

– Каким Вы запомнили первого ректора Назиба Гаязовича Жиганова?

– Сейчас я понимаю, что это была мощная фигура. Но в жизни он был очень простым. Кстати, когда я был маленький, он избирался в депутаты от Буинского района и от нашей деревни. Зимой он приезжал к нам, и встречал его мой отец. Когда я учился в консерватории, Назиб Гаязович мне об этом рассказал.

– Как Вы попали в аспирантуру   Гнесинки?

– Когда я закончил консерваторию, меня распределили работать в театр в Ижевск. В это же время мне дали рекомендацию на учебу в аспирантуре в академии музыки им. Гнесиных. Я уговорил министра культуры Удмуртии отпустить меня на учебу и в тот же день уехал в Москву. Но как только я поступил, меня забрали в армию. Я остался служить на военно-дирижерском факультете при Московской консерватории. Там я получил огромный исполнительский  опыт: с учебным оркестром мы играли и скрипичный концерт Чайковского, и концерты Рахманинова, и отрывки из опер и симфоний. Все это звучало в переложении. После армии я вернулся на учебу и успешно ее закончил.

– Как Вы начали преподавать?

– Когда я пришел работать в Казанскую консерваторию, я был молодым педагогом. Было трудно, потому что студенты были практически моими сверстниками. Большого преподавательского опыта у меня не было, но, так как я сам прошел отличную школу, я уже мог что-то им подсказать. Отношения с ними были хорошие, дружеские. Я и сейчас продолжаю оставаться таким же.

– Вы сейчас общаетесь со своими выпускниками?

– Да, конечно. Некоторые мои ученики работают в оркестрах  театров: Максим Варламов    в Нижнем Новгороде, Андрей    Степанов в Чебоксарах, мы с ними созваниваемся.    А те, кто работает в Казани, заходят в    гости.    Вообще, консерватория – наша большая семья.
    
– Как Вы считаете, должны ли    студенты работать?

 – Своим студентам я    всегда    говорю, что можно совмещать. Например, я    работал ночным сторожем и во    время    дежурств не спал, а занимался. На старших курсах подрабатывал в    оркестре оперного театра. Я считаю, совмещать можно, а если удается найти работу    по специальности, это еще и полезный опыт.    

– У Вас    очень музыкальная семья... 
– Да, для меня и нашей семьи школа    и консерватория – родной дом. Моя жена Гузалия Абдулловна тоже училась в ССМШ, жила в интернате. Наши дети Айсылу и Ляйсан тоже закончили эту школу. Айсылу – пианистка, сейчас переквалифицировалась на вокал – пошла по моим стопам. Ляйсан флейтистка, окончила Московскую консерваторию. Все мы верой и правдой служим нашей    родной    консерватории. У нас    нет другой жизни, и мы не хотели бы другой.    

– Вы где-то учились пению?

 – Это целая история.    Когда я    поступил в ССМШ, мы    пели в    хоре под руководством Владислава Георгиевича Лукьянова. Я помню свое первое выступление    с хором: мы пели на открытии органа    в консерватории. Хор дал мне отличную школу. А уже    потом,    когда я стал доцентом    консерватории, Рубин    Кабирович, услышав,    как я пою, отправил меня учиться. Рубин Кабирович    шутил:    

«Ты был доцентом-абитуриентом, потом стал доцентом-студентом». Я поступил на вокал, будучи уже преподавателем консерватории. Учился в классе Зили Даяновны Сунгатуллиной, закончил экстерном за три года, даже успел поучаствовать в постановках оперной студии.

– А что Вам больше по душе – игра на фаготе или пение?

– Фагот – моя жизнь, моя судьба. Я около тридцати лет играл в Государственном симфоническом оркестре РТ. Сейчас там играют мои ученики. А петь мне нравится, иногда я пою на наших посиделках.

– Как Вы отнеслись к дистанционной учебе во время пандемии?

– Для нашей сферы такая форма обучения не подходит, потому что нет живого общения. Мы должны видеть глаза друг друга, что- то спеть, показать. Не было концертов, это тоже плохо.

Но я надеюсь, что это явление пройдет как грипп. Мы в деле – работаем, трудимся.

– Как Вы думаете, как сложилась бы Ваша жизнь, если бы Вы не начали заниматься музыкой?

– Меня с детства привлекала культурная жизнь. Может быть, я остался бы в деревне и был заведующим клубом. А может быть, я стал бы работать в колхозе. Кстати, у меня есть трудовая книжка колхозника! С десяти лет я работал помощником комбайнера, тракториста. А может быть, я стал бы Героем социалистического труда. Работы я никогда не боялся.

Вся наша жизнь проходила в школе и в консерватории. В юбилейный год хотелось бы поздравить консерваторию и уважаемого Рубина Кабировича! Желаю процветания и творческих успехов!

СОФЬЯ НИКОЛАЕВА

фото из архива Казанской государственной консерватории и открытых источников

 


 

Теги: консерватория, теория, музыка время, культура, журнал "Идель"

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев